Надо сказать, что отец Сергий был очень строг к пономарям – этим он мне и запомнился. Потом его назначили настоятелем в храм Сошествия Святого Духа на Лазаревском кладбище, связь с ним прервалась, и я узнавал о нём только из СМИ. И вот, когда после стольких лет я снова получил возможность встретиться с ним лично, то позволил себе напомнить «бекграунд» наших отношений. «Скажите, а я с вами был не очень строг?» – добродушно спросил отец Сергий.
Отец Сергий, если посмотреть на события в исторической ретроспективе, то сделано немало. У Вас было несколько церковных послушаний: сначала в Оптиной Пустыни, затем на Оптинском подворье в Останкине, затем на приходе на Лазаревском кладбище и уже несколько лет на приходе в Бибиреве Вы строите новый храм. Скажите, сложно ли каждый раз начинать на новом месте или человек привыкает бороться с трудностями?
Если события случаются по воле Божией, то нет ничего сложного. Когда я уходил из Оптиной пустыни, то сначала взял благословение у своего духовника. Я очень люблю этот монастырь, с ним связан светлый период моей жизни. Когда меня перевели в храм на Лазаревском кладбище, я не спал пять ночей. Думал, что дадут маленький храм, а когда увидел, у меня ноги подкосились. Тогда у меня не было ни опыта реставрации, ни жертвователей – словом, ничего. Но с Божией помощью всё получилось.
Когда мне поручили строить храм в Бибиреве, меня пригласил владыка и спросил: готов ли я? Я сказал, что готов. Потому что когда мне было 19 лет, я читал сочинения святителя Игнатия Брянчанинова и подумал тогда, как это здорово – построить храм. Умрёшь – и никто не вспомнит о тебе, а храм останется. И эта мысль запала мне в душу. И вдруг мне предлагают построить храм… Конечно, начались искушения. Было такое впечатление, что на месте строительства собрались бесы со всей Москвы. Случалось то, чего в принципе не может случиться. Храм строился буквально «на крови». Но когда строительство пошло успешно, стало спокойнее, на душе было радостно.
Я слышал, что кто-то из отцов не хочет браться за строительство. Это грустно, потому что строить храм – это здорово. Конечно, это стоит множества усилий, но ведь это и большая радость, и награда от Бога. Может быть, семейным людям бывает некогда, а я монах и частенько нахожу себе занятия (смеётся). И всё же я бы желал всем своим отцам-собратьям испытать ту же радость, что и я испытываю.
Скажите, а чем обусловлен выбор архитектурного стиля строящегося храма? Приходится слышать разные мнения: кто-то в полном восторге, а кто-то в недоумении.
Стиль выбран исходя из финансовых соображений. У нас нет спонсоров, мы сами себе спонсоры. Главное наше финансовое поступление – это доход от издательства сестричества святителя Игнатия Ставропольского. Изначально был разработан грандиозный проект храма, но в процессе стройки пришлось его пересмотреть. Может быть, храм получился и не таким, каким был задуман, но надо помнить, что храм – это место молитвы, необязательно он должен быть шедевром архитектуры, охраняемым ЮНЕСКО. Главное, чтобы людям было, где молиться. Если бы место позволяло, мы бы построили храм ещё больше. Бывает, что люди жертвуют значительные суммы на постройку храма, но основной доход, как я уже сказал, это наше издательство. Кроме того, надо сказать, у меня сейчас семь храмов! Они тоже требуют финансирования.
А как отличается приходская жизнь здесь, на Лазаревском кладбище, от приходской жизни в Бибиреве?
Значительно отличается. На Лазаревском кладбище я служу с 1994 года, «прикипел» к этому месту сердцем. Здесь приход поменьше, люди попроще. Разумеется, вначале были некоторые сложности, но потом всё наладилось. Я живу здесь на территории храма, радуюсь, что имею возможность каждый день ходить на службу. А там район огромнейший. По статистике, по последней переписи, в Бибиреве проживает 154 000 человек, а по факту, думаю, до 200 000. А храм практически один на весь район. Кроме того, люди приезжают с северо-востока Москвы, народа очень много. И всем не угодишь: то не так, это не так. Я оказался не готов к такой неблагодарности. Поэтому я уже попросил Владыку Тихона найти нового настоятеля. Достроить храм я готов, думаю, что в течение ближайших лет он будет завершён, а уже украшать, организовывать приходскую жизнь – это будет делать новый настоятель. Я уже устал, я человек в годах. К тому же мы ещё строим храм в Алтуфьеве – там сейчас деревянная часовня, куда приходят по 50-60 человек. Там я служить люблю, там пахнет деревом. Народа немного, люди очень благодарные. Духовенству я благословил утром и вечером обязательно говорить проповеди, и сам стараюсь говорить. Вот так начинать приход с нуля гораздо интереснее, а в Бибиреве и до меня был приход.
Рядом с новым храмом стоит храм в честь преподобного Сергия Радонежского, его возникновение связано с чудесным избавлением жителей села Бибирева от эпидемии холеры. А в начале строительства нового храма случались ли события, о которых хочется рассказать?
Я был человек очень гордый, но Господь меня хорошо смирил в начале стройки. Я хотел построить храм, и это удалось. Но всегда случаются какие-то искушения, то маленькие, то большие, поэтому я просто радуюсь тому, что храм есть, что он состоялся при некотором моем участии. Ведь, по сути, его не должно было быть, потому что ни денег, ни людей – ничего не было. Он сам как-то появился. Поэтому, по словам апостола, желаю хвалиться разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира (Гал. 6, 14).
Отец Сергий, вы известный православный миссионер. Скажите, как сейчас ведется миссионерская и просветительская работа на приходе в Бибиреве?
У нас есть проект во многом спорный – это клуб для неформальной молодёжи имени блаженной Ксении Петербуржской. Сначала там было до 25 групп, клуб посещало до 1000 человек, но сейчас количество людей немного уменьшилось. К сожалению, мне не хватает времени на этот клуб. Проект длится уже несколько лет. Я ожидал, что прихожане будут недовольны. Удивительно, но никто за это время не высказал претензий. Наоборот, люди подходили и говорили: «Спасибо, теперь мы знаем, что наш ребёнок не на улице. Мы спокойны». Музыкальные группы нашего клуба разъезжают с концертами, их приглашают епархии. Они играют в стиле рок, но в текстах есть поиск веры, Бога. Например, недавно они выступили в Тверской епархии в чистом поле, где должен быть построен храм, и таким образом уже привлекли внимание местных жителей. С ними нелегко, но они потихонечку воцерковляются, часть из них учится в белгородской семинарии. Это вызывает целый поток негодования определённой публики, про меня пишут в интернете, будто я самая главная опасность церкви.
Но в целом я бы не сказал, что на приходе ведётся полноценная просветительская работа. Священники не могут её вести физически: масса приходской работы. По мере сил, конечно, работа ведётся, но я считаю, что всё должно быть поставлено на более высокий уровень. Но не хватает людей, чтобы организовывать работу, очень нужны инициативные священники.
Сам я хожу к большой части неформальной молодёжи на рок-концерты. К сожалению, в этом году я заболел и на фестиваль «Рок над Волгой» не попал, хотя было приглашение и благословение приехать. Мне нравится выступать в таких местах, где священника не ждут. Я вообще считаю, что миссионерская работа в церкви сейчас только начинается и ведут её единицы. Она не может вестись «сверху», потому что это «для галочки». А работу «снизу» не всегда поощряют настоятели и архиереи, и своя инициатива в этом деле – настоящий подвиг. Лично я себя не считаю миссионером, эта тема чересчур «раздута» в интернете. Но миссия должна быть, хотелось бы, чтобы она была. Не всё делается так скоро, тем более в таком тонком и деликатном деле, как обращение людей к Богу. Тут очень важна личность миссионера: силу слово получает от силы жития. С одной стороны, я не сторонник выжидательной тактики: сиди и жди, когда к тебе люди придут. Апостолы не ждали. Но, с другой стороны, повальное увлечение миссионерством под девизом «Пришёл, увидел, победил» – это тоже неправильно.
Миссионерство – это особое служение, к которому призывает Господь. А самое главное препятствие – это непонимание со стороны некоторых собратьев-священников. Хочется им сказать: вы сами ничего не делаете, ну так молчите и не мешайте делать другим. Вы хоть сами обратили кого-нибудь к Богу? Наверное, самое простое – служить на своём приходе, но я не думаю, что это самое спасительное. Мне интересно идти туда, где на тебя смотрят как на инопланетянина, упавшего с Луны. Приходишь, люди задают вопросы, внимательно слушают, бывает, благодарят. Что будет дальше? Как сказал преподобный Серафим Саровский, мое дело сеять, а взрастит Господь.
Ваш приход единственный на много тысяч человек. Местные жители говорят, что в Бибириве сложная ситуация с наркоманами и наркодиллерами. На Ваш взгляд, какие главные проблемы района?
Наркомания – это беда повсеместная. Ребята из нашего молодёжного центра говорят, что эта проблема существует везде. Но церковь одна с ней не справится, нужна поддержка государства, нужны материальные вложения. А истоки проблемы в том, что у молодых людей нет смысла жизни. Нужно восстановить уважение к православной церкви, дать возможность её представителям говорить с людьми в школах, в вузах, обращаться ко всей стране по телевизору. Нужно знакомить людей с православным вероучением. А на стадии, когда человек уже наркоман, помочь гораздо сложнее. В районе Бибирево хватает проблем: и пьянство, и наркомания. Но всё-таки прогресс есть. Когда мы начали работу в 2002 году, у меня было впечатление, что люди далеки от чего-либо. Мы стали бесплатно раздавать людям книги. Я распорядился, чтобы храм не закрывался после Литургии, был открыт с 8 утра до 8 вечера. А вообще я считаю, что храм должен быть открыт даже ночью. Я понимаю, какой контингент придёт в такое время, но ничего, поставим охрану, и с Божией помощью всё будет хорошо.
