Во Имя Отца и Сына и Святого Духа.
Сегодня мы с вами совершили последнюю заупокойную Божественную Литургию этим Великим постом, и уже очевидно, что мы начинаем прощаться с этим святым и благословенным временем. Не успев вступить в это благодатное время святой Четыредесятницы, нам с чем-то уже приходится прощаться, в частности, с заупокойным поминовением, совершаемым Великим постом. Только что мы с вами совершили в последний раз это Богослужение, и для нас очень важно, что Церковь установила эти святые дни для всеобщего, всецерковного поминовения усопших.
Каждый из нас, мне представляется, очень хорошо понимает насколько это важно именно в эти дни, потому что привычный ритм Богослужений, который совершался вне Великого поста, был ежедневным, и Литургийное поминовение живых и усопших было тоже ежедневным. А Великим постом устав совершенно иной, и только лишь два раза в неделю мы имеем полноценную возможность поминать на Литургии наших усопших: это в субботу и воскресение, когда совершается чин полной Божественной Литургии. Все прочее время мы можем поминать усопших келейно, мы можем поминать и в храме, но это не является Литургийным поминовением, с каковым ни что иное не способно сравниться. И поэтому, мы дорожим этими драгоценными, бесценными днями, когда нам Господь дарует возможность поминать наших усопших сродников.
Если быть более точным, то только лишь один раз в неделю мы поминаем наших усопших во всеуслышание, потому что в воскресение, когда совершается Божественная Литургия святителя Василия Великого, то заупокойная ектенья опускается. Поминовение, безусловно, совершается, частицы вынимаются из святых просфор, но велегласного поминовения во всеуслышание не совершается. Поэтому, лишь один единственный раз в неделю мы имеем таковую возможность, за что благодарим Господа, чему радуемся и чем действительно насыщаемся в духовном смысле. Потому что в этом нуждаемся и мы, и наши усопшие сродники, как мы всегда об этом говорим. Потому что связь между ними и нами не прерывается, так как не прерывается связь между Церковью Небесною и Церковью земною. И поэтому, сегодня, совершая поминовение наших сродников, наших родных и близких, мы благодарим Бога за то, что Господь дарствует нам такую возможность: помянуть их в молитвах и совершить о них Божественную Литургию. Это дивное священнодействие, выше которого, повторяю и подчеркиваю, быть ничего не может.
Я уже многократно приводил этот пример, он, наверняка, известен всем здесь присутствующим, но он настолько важен, и я подумал, что сегодня, наверное, стоило бы об этом вспомнить. Несмотря на то, что это известный пример, этим постом мы его не вспоминали, поэтому я думаю, будет вполне разумным и уместным вспомнить этот замечательный и необыкновенный пример, связанный с личность преподобного Макария Великого.
Вспомним, когда он, находясь в отшельничестве, шел по пустыне, и вдруг увидел запорошенный песком человеческий череп, и Макарий, имея дерзновение от Господа, имея великий дар прозорливости и дар столь дерзновенного вопрошания, обратился к этому черепу, к этим бренным останкам человеческого тела, некогда утратившие какой бы то ни было образ и подобие человека. Однако же, обретя этот череп, Макарий, как бы заклял и вопросил его: Кем ты являешься? И тот, как немогущий не отвечать столь дивному, боговдохновенному вопрошанию, отвечал: Я являюсь черепом языческого жреца. И каково тебе там, за гробом? – спрашивает его преподобный. И череп говорит: Нет слов, которые могли бы описать ту скорбь, то страдание, в котором мы находимся за гробом, ибо человеческое разумение абсолютно не способно выразить ту скорбь, то горе, то страдание, которое постигло меня и подобных мне.
— А есть ли хоть какое-то утешение для вас? – спрашивает преподобный Макарий. На что этот языческий жрец отвечает: Для нас есть некое утешение, как бы это не прозвучало странным, когда вы там в своих храмах молитесь о своих усопших верных христианах, тогда некоторое отдохновение и некоторое утешение и мы получаем от вашей молитвы за них. В чем же выражается это отдохновение и это утешение? – вопрошает преподобный Макарий. А в том, что мы, по крайней мере, начинаем друг друга видеть.
Вы представляете, какой ужас, в каком мраке находятся низринутые во ад? В Священном Писании есть такое понятие: когда Господь посетил одной из казней Египет — это была тьма осязаемая. Вдумаемся в это: осязаемая тьма, мрак, который можно осязать и чувствовать. Какая чудовищная картина рисуется и если мы хотя бы долю воображения приложим к этому. Наверное, еще в бесконечно большей степени этот осязаемый мрак наполняет те бездны преисподней, в которых томятся и мучаются несчастные осужденные на вечную погибель. И для них отдохновением и утешением является то, что они начинают видеть друг друга, в этом ужасе, в этом страшном пламенеющем огне, одновременно покрытым страшной, вероятно, осязаемою тьмой и мраком.
Но вместе с тем, – продолжает языческий жрец: Те, кто находится под нами, – заметьте, это языческий жрец, тот, кто приносил человеческие жертвы, оказывается находится, еще не на дне бездны, это еще не завершение тех страшных уделов ада преисподняго. А те, которые находятся под нами, – говорит он: Они страдают еще горше, чем мы. А кто может быть под вами? Это те, которые были просвещены светом Христовым, но жили вне Христа, жили беззаконно, поправ все те заповеди Божии, которыми их наделил Христос.
Вслушаемся в это страшное откровение: оказывается, под язычниками, под жрецами, под, казалось бы, людьми, ужас грехов которых, наверное, уже пределен, оказывается есть еще бездны, в которых находятся подобные нам христиане, которые жили, поправ все Евангельские законы и принципы.
Вот это очень страшное свидетельство. С одной стороны, мы видим, что молитва Церкви простирается даже до глубин адовых, и те, кто были вне Христа и Церкви, и те, имеют хоть какое-то утешение от того, что мы здесь совершаем.
Разумеется, не мы, грешные, совершаем, а Господь совершает, а мы лишь тому являемся сомолитвенниками и сопричастниками.
Но если мы живем вне Христа, хотя внешне мы можем производить вполне благоприятное впечатление, может даже обманывая и обольщая кого-то из окружающих, то наш удел еще более страшный, нежели тех, которые Христа не знали, и вне Христа погибли.
Пусть это останется в нашем сердце, как свидетельство, того, чего должно бояться и страшиться. А с другой стороны, будем уповать и надеяться, что молитва Церкви имеет величайшее дерзновение перед Престолом Благодати. Если уж те, которые даже вне причастности Церкви, и то, утешение имели от Церковного поминовения, то кольми паче утешатся те, за кого Церковь молится непосредственно. За кого мы пришли ходатайствовать и просить, чтобы Господь простил им всякое согрешение вольное и невольное и увенчал их бессмертную жизнь наследием Царствия Небесного и вечным утешением с Господом у Престола Благодати. Поэтому будем всегда помнить о том, насколько молитва Церкви необходима, насколько она спасительна и важна.
Вернемся к тому, о чем мы всегда с вами говорим: будем помнить, что если мы будем молиться за наших усопших сродников, если мы будем неленостно приносить за них свое всеусердие молитвенное поминовение, то найдутся и те, кто будет молиться за нас грешных. Даже если нам кажется, что за нас некому будет помолится, Господь так устроит в нашей жизни, что найдется добрый человек, сердце которого расположится к тому, чтобы и нас поминать в своих молитвах, когда мы предстанем вечности.
И быть может уповать нам будет не на что, кроме как на то, что когда-то мы тоже в свою очередь приходили в храм и молились за наших усопших сродников. А через это взаимное поминовение друг друга, Господь помилует и тех, которые ушли в вечность, и которые ждут Страшного Судилища Христова и доброго ответа на этом Суде. И нас Господь не оставит, поскольку мы за них ходатайствовали, мы за них молились, просили, чтобы милостивый и щедрый Господь даровал им прощение всякого их согрешения вольного и невольного. Ибо по неложному слову святого Златоуста: Спасается и тот, кто молится, и тот, за кого молятся.
Вот так премудро и совершенно Господь устроил спасение каждого человека, молящегося друг за друга. Аминь.
