Понимаю, что мы повторяемся в этом из раза в раз, но об этом нельзя не говорить, нельзя не свидетельствовать. Я думаю, каждый из нас имеет свой собственный личный опыт того, насколько благодатно, спасительно, благословенно действует на сердце человека, на его бессмертную душу это святое и благословенное время. Если быть искренним, то, наверное, это единственное время, когда человек может быть по-настоящему честен по отношению к самому себе, и это, к сожалению, не преувеличение.
Мы должны стремиться к тому, чтобы всё наше существо, всё наше естество было наполнено радостью от живого общения с Господом, а нам так тяжело приходится готовить себя к этому святому времени. Да что уж говорить, чего греха таить, как говорят, нам даже тяжело готовиться ко святому Причащению. Иной человек откладывает на потом приготовление к Причащению, понимая умом, что нельзя так просто подойти к Чаше и причаститься, потому что по слову апостола Павла это будет в суд и осуждение, следовательно, необходимо готовиться, необходимо воздержание. И человек тяготится, и чтением правила ко Святому Причащению (это ведь уму непостижимо, сколько нужно вычитать), и несколькими днями воздержания и поста. Человека уже это отталкивает от того, чтобы приступить ко святой Христовой Чаше. А здесь святая Четыредесятница, здесь семь седмиц, семь недель строгого, осознанного, осмысленного воздержания и молитвенного подвига. И мы не боимся этого слова, даже если это имеет отношение к нам с вами, поскольку мы понимаем, к чему призывает нас Господь в эти святые благословенные дни, именно к подвигу.
Каждый из нас понимает, почему эти святые дни являются благословенными и прерадостными, почему Церковь в одном из своих песнопений называет это время весной духовной. Потому что душа расцветает, она как бы пробуждается от той спячки, в которой находится, даже сама окружающая нас природа, время года и то к этому очень расположено. Сейчас мы видим с вами зиму, холод, мороз, вьюгу, метель и прочее, но прекрасно знаем, что еще несколько недель этого морозного состояния, и всё начнет расцветать, и жизнь как бы обновится, вся природа будет являться тому подтверждением. И для нашего человеческого естества есть такое святое и благословенное время, когда в нас после спячки, после мерзлости всё начинает обновляться и расцветать. Действительно, мы знаем насколько необходимо и благодатно действует это время на каждого из нас, и средоточием всего этого делания является, конечно же, покаяние.
Сегодня мы с вами, дорогие мои, слышали удивительную притчу, которую каждый из нас или почти что каждый из нас может пересказать чуть не наизусть, настолько она близка, дорога, и настолько она драгоценна для сознания каждого верующего человека. Потому что эта притча позволяет нам не падать духом, не опускать беспомощно в унынии своем руки, а знать, что нет такого греха, которого бы Бог человеку не простил.
Есть только лишь внутреннее упорство самого человека и нежелание быть спасенным, но это уже другой вопрос, вопрос не к Богу, а вопрос к каждому из нас, потому что Господь делает и дает нам всё для того, чтобы мы с вами спаслись, чтобы ни одно разумное существо, живущее в поднебесной, не погибло.
Другой вопрос, повторяю и подчеркиваю, как само это разумное существо, именуемое человеком, желает или не желает этого спасения, это вопрос к человеку. Сегодня мы об этом слышим в Церкви, об этом сегодня вся полнота святого Православия свидетельствует и говорит, более того стучит в двери сердца каждого из нас, вновь и вновь пересказывая, повествуя об этом удивительном событии, о котором Господь, благовествуя слушающим Его, рассказывает притчу. Это некое иносказание, но вместе с тем настолько прозрачное, настолько доступное для понимания каждого без исключения человека, именуется притчей о блудном сыне.
Вспомним вновь, хотя бы обзорно, то, о чём сегодня шла речь в Евангельском повествовании, а именно о том, что у одного отца было два сына, и младший, подойдя к своему отцу, сказал ему: Отец, раздели нам сейчас имение, которое будет нам принадлежать после твоей смерти. Т.е. сейчас и здесь, зачем нам ждать твоей старости, зачем ждать твоего умирания, другими словами: старик, ты зажился, вот сейчас дай мне то, что причитается мне по закону.
Всё существо этой просьбы, оно чудовищно, омерзительно, исполнено в высшей степени черной неблагодарности. Это так, как если наши бы повзрослевшие дети сказали бы: у меня собственная жизнь, у тебя трехкомнатная квартира, мне всё равно причитается какая-то часть этой жилплощади, поэтому как угодно, что угодно делай, продавай, но мою часть отдай мне сейчас, мне недосуг ждать, пока ты там помрешь, моя жизнь продолжается, мне нужно радоваться этой жизни. Как бы родители отнеслись к этому омерзительному вопрошанию, своего неблагодарного сына, впрочем, такие просьбы, даже требования звучат, спекулируя неким законом, что им по закону положено.
Вот этот сын тоже подошел и по закону потребовал: Мне некогда ждать, мне хочется в полноте вкусить жизнь, поэтому раздели имение, которое по закону мне принадлежит. И отец вместо того, чтобы тяжбы судебные устраивать, или взывать к совести младшего сына, он ничего этого не делает, он просто берет молча и делит это имение и отдает то, что бы действительно принадлежало сыну после смерти отца.
И тот вовсе не задерживается в своем доме, его ничего здесь больше не задерживает, ни любовь, ни домашний очаг, ни всё, то родное, что ему должно было быть дорогим и близким. Он берет свои деньги и убегает прочь, и он живет так, как ему заблагорассудится, живет праздно, живет блудно. Неслучайно сегодняшний день так и называется, Неделей о блудном, т.е. заблудшем сыне.
В прямом словоупотреблении слово «блуд» известно, о чём говорит. Но здесь не только плотской грех, плотское падение имеется в виду, а всё состояние души человека, который не хочет ничего слышать и ничего знать, кроме своего собственного блага, причём блага ложного, тех самых удовольствий, которые он себе придумал и которые мир ему предлагает в избытке.
У него есть деньги. Молодой человек, безрассудный, глупый, не имеющий никакого жизненного опыта и с набитыми деньгами карманами, как он будет поступать? Он швыряет их направо и налево, он их пропивает, он их прогуливает, и конечно у него очень много друзей, потому что у него много денег, таких же, как он друзей, ничтожных, абсолютно ничего не значащих, потому что сегодня они есть, пока у тебя деньги водятся. Они будут называть себя твоими друзьями и клясться в вечной дружбе, а когда деньги иссякнут, никаких друзей не останется. Так и произошло с этим несчастным блудным сыном. Пока были деньги, были друзья и подруги, были удовольствия, развлечения, а деньги имеют непременное свойство кончаться, тем более, если так безрассудно, бездумно к ним относиться. А как к ним еще относиться, если ты не сам их зарабатывал, не своим горбом их приобретал? Они тебе даром достались, просто по закону, как ты сам говорил отцу.
И вот эти деньги иссякли, закончились. И вдруг он очнулся и увидел, что никого из родных лиц рядом нет, он в чужой стране. Безумие, в котором он находился, унесло его прочь от родительского дома, где никому он не нужен был без денег и все для него были чужие. А голод не тетка, и человек нуждается в самых элементарных и естественных потребностях, а за душой ни гроша. Еще вчера был богач, а сегодня нищий, гол как сокол. И поэтому он был вынужден смирить себя, свою гордыню, с которой он к отцу своему приступал и требовал ему причитающееся.
Он смирился и пришел к одному богачу просить нанять его на любую работу, чтобы хоть как-то прокормить себя, и тот его посылает пасти своих свиней. Заметьте не овец, не скот, а свиней, самое нечистое и презренное животное, по крайней мере, с точки зрения иудеев, к которым обращалась эта Христова притча.
И он идет пасти это нечистое свиное стадо. И до такой степени обнищания он докатился, так низко пал, что был вынужден насыщать свое чрево помоями, которыми кормили этих свиней, рожками. Мне как-то привозили со Святой Земли эти рожки, это плоды бобовых растений, которые не пригодны в пищу людям, они не годны в пищу даже скоту, эти стручки собирали, вымачивали и сваливали в корыто, и свиньи ими, чавкая, насыщая свое чрево. И такими отбросами он питался, но даже сказано, что и их досыта ему не удавалось поесть.
Святые отцы так объясняют это место. В лице хозяина, который послал блудного сына пасти своих свиней – диавол, который так глумится над человеком. Образ и подобие Божие он уничижает до столь унизительного состояния, что человек, призванный к вечной славе с Богом, вынужден питаться погаными, срамными страстями, утоляя свои похоти тем, в чём он нуждается, но даже и такой возможности он не имеет, потому что невозможно страстями утолить свой душевный, духовный голод. Человек скатывается в крайнюю степень скотоподобия, из Богоподобного становится скотоподобным существом.
Неизвестно сколько блудный сын так влачил свое ничтожное существование, пока, говорит Евангелие, не пришел в себя. Поразительное выражение – «прийти в себя», мы его очень часто употребляем. Мы говорим: человек очнулся, находился без сознания, в реанимации, лежал в коме, и вдруг он пришел в себя, очнулся, ожил. Ничего, кроме биения сердца и каких-то импульсов мозга, не предвозвещало, что он живое существо, и вдруг он очнулся и начал говорить. И первое, что этот блудный сын сказал: У моего отца последний раб вдоволь хлеба ест, а я его сын с этими свиньями нечистыми питаюсь из одного корыта. Пойду к отцу своему и скажу: «Отче, я согрешил на небо и пред тобою, я недостоин больше называться сыном твоим, приими мя в число наемников твоих, но не отринь меня!» Встал и пошел. +++ На этом остановимся повнимательнее, дорогие братья и сестры.
Т.е. первое действие – это прийти в себя, очнуться от того дурмана, в котором мы находимся, увидеть себя. Где я, что со мною происходит? Я сын по благодати, а я здесь вместе с этими нечистыми погаными свиньями. Бог мне даровал разделять трапезу Его Сына и вкушать от Плоти и Крови Его, а я здесь со свиньями, со скотами этой грязью питаюсь. Как это возможно, мыслимо ли это представить и сопоставить с тем достоинством, к которому каждый из нас призван? А потом, придя в себя, он встал и пошел. Это тоже очень важно, не только осознать и увидеть себя последним из живущих на земле, не только, ужаснувшись, остаться в беспомощности и бессилии, а именно встать и идти ко Отцу своему.
Преподобный Иоанн Лествичник говорит замечательные слова. Бог даст, доживем, одна седмица Великого поста будет именно ему посвящена, он говорит так: Не падать свойственно одним лишь ангелам; падать и вставать свойственно людям; падать и не вставать свойственно бесам. И Бог нас будет судить не за то, что мы падаем, а за то, что мы не встаем, в этом будет заключаться самое страшное осуждение всех нас.
Нет ни одного не согрешающего, нет ни одного не падающего, нет ни одного не спотыкающегося, но суд будет именно в том, если мы, пав, не будем вставать. Это всё равно, что человек, замарав руки, скажет: не буду больше рук своих мыть, потому что всё равно замараю их; загрязнив свою одежду, не буду переодеваться, потому что всё равно загрязню и эту одежду. Буду грязным и неумытым ходить. Никто так не поступает.
Так почему же мы очень часто, согрешив, пав, мы не встаем и говорим, что беспомощно, бесполезно что-то делать. «Сколько раз я в этом каялся, сколько раз я в этом исповедовался – ничего мне не помогает». Это есть мысль, которую лукавый внушает нам, и мы ему верим, мы его слушаем. Мы никогда не должны таким мыслям верить и слушать их, потому что должны знать, что нет такого греха, который бы Господь не простил бы человеку. Этим самым мы не оправдываем грех, отнюдь, но тем самым мы говорим, что гибельно, душепагубно для нас состояние, если мы не каемся в своих грехах. Именно об этом время Великого поста будет все дни непрестанно говорить, внушать, стучать в двери нашего сердца.
И мы видим с вами, что происходит, отец, который глаза свои выплакал, все эти годы, ожидая своего блудного неразумного младшего сына, он, увидев, а может даже не увидев, а почувствовав, потому что нечем уже было видеть, его грязного, скверного, брошенного, не нужного никому, кроме своего отца, но идущего и возвращающегося в дом отчий.
И отец первый бросился ему навстречу, и когда сын говорил, увидев своего отца: Отец, прости, я согрешил, я недостоин, – тот даже не слушает его, он его обнимает, он даже не нуждается, чтобы просили прощения. Вот оно родительское сердце, чтобы хотя бы лик свой обратили к нему, к родителям.
И он велит принести его первую одежду, которую он, сбросив с себя, бежал из родительского дома. Заметьте, не новую, не чистую, а ту самую первую, чтобы ничто уже не напоминало о том, что он уходил из этого дома, чтобы никто даже не подумал, что его здесь не было.
Принесите сапоги, обуйте его, говорит отец, глядя на эти огрубевшие ноги. Я часто привожу этот пример, конечно, это не совсем православное сравнение, есть картина у Рембрандта «Возвращение блудного сына», вспомните что там выпирает из этой картины, прежде всего — эти ужасные ноги с разбитыми в кровь, огрубевшими пятками, подобно уже копытам скотским. И заметьте, это не какой-то юноша пофлиртовал месяц другой и вернулся в дом, там старик другого старика обнимает. Сколько десятилетий он скитался, этот блудный сын, и всё это время отец ждал его, плакал и надеялся. Его надежда не посрамила его, и старик обнимает другого старика.
Принесите перстень, говорит отец, нам сейчас очень трудно понять, что это такое, а перстень это символ наследственной власти, т. е. отец не хочет знать сына рабом. Бог нас не хочет рабами видеть, а только лишь сынами, потому что Он – Отец, а мы – сыны, блудные, неразумные, неблагодарные, но сыны. Перстень означает, что он хозяин и господин, в том числе своего человеческого естества.
Отец велит приготовить пир, заколоть тельца упитанного, чтобы радовались все. Всех позовите, потому что сын мой был мертв, а ныне он воскрес; он был заблудший, а сегодня он нашелся, потому что нет другой радости у родительского сердца, нежели возвращение своего заблудшего сына.
Как было бы хорошо, если бы на этом Евангельская притча закончилась, но нет, она не заканчивается этим счастливым завершением, потому что сегодняшнее Евангельское благовестие приобретает какой-то страшный поворот, потому что мы забыли в этой истории о еще об одном сыне, о старшем, который всё это время оставался со своим отцом, был ему верным, преданным и работал на него.
И вот он возвращается, его не оказалось дома, и возвращаясь вечером, он видит то, во что поверить было сложно: дом наполнен огнями, весельем, песнями, танцами. Откуда это всё могло быть в этом доме, который уже давно был погружен в траур и во мрак, потому что ни о чём другом в этом доме не говорили, как только о заблудшем сыне. А здесь радость, и только лишь одно может быть объяснением этой радости, это возвращение того блудного сына.
И старший сын вместо того, чтобы вбежать в дом и обнять своего брата, он не хочет войти в этот дом, он подзывает пробегавшего слугу и спрашивает, что произошло, а тот отвечает: да как же, брат твой вернулся, которого столько лет считали погибшим, он жив и здоров, и отец приготовил пир. И он тем более не вошел, он настолько был омрачен этим известием, что всё его существо помрачнело. Тогда отец, услышав, что старший сын пришел, сам выходит на крыльцо и говорит: сын мой, войди, порадуйся, прими в объятия своего младшего брата, он вернулся наконец-то. А тот ему с укором, с упреком, с не меньшей черствостью и черной неблагодарностью говорит: я тебе всю жизнь трудился и работал на одного тебя, а ты мне даже и козленка не дал, чтобы мне с друзьями пойти и порадоваться, а этот твой сын, – заметьте он не называет его братом, – с блудницами, пьяницами прожил всё имение и ты ему радуешься, ты о нем ликуешь, ты ему праздник уготовил.
А отец его увещевает: Да что же ты, мой хороший, да всё моё это твоё, об этом ли думать сейчас нужно, твой брат вернулся, – он настаивает, – это не мой сын, а твой брат вернулся, поэтому приими его в братские объятия, потому что он был мертвым и воскрес, он был погибшим, но сегодня он вернулся.
Этой строчкой заканчивается сегодняшнее Евангельское повествование, оставляя нам некое многоточие, позволяя нам самим решить, чем же закончилась эта семейная драма или семейная радость. Тем, что усовестился старший брат и сказал действительно: о чём это я, в своем ли я уме, мой брат вернулся, сколько лет я его не видел, отец, прости, что-то со мной не то произошло, не то я говорил, пойду, войду в дом и обниму брата моего.
А может быть и по-другому, может быть, по той самой дороге, по которой ушел младший сын много лет назад, пошел старший и стал таким же, может в еще худшей степени, блудным сыном. Мы не знаем.
Сегодняшнее Евангельское повествование, оно касается каждого из нас, потому что мы можем видеть себя и блудным сыном, и такими многие из нас были и есть, но это кающиеся блудные сыновья. Подчеркну еще раз, что это не оправдывает грех, который мы не исправляем в своей жизни, но таким людям легче покаяться.
«Грех мой, — говорит Псалмопевец, — предо мной есть выну», т. е. я всегда его вижу. Господи, нет ничего, что заставило бы меня забыть о моем грехе, о моем падении, мне ли о других помышлять и думать, мне ли других судить и рядить, когда я сам последний из живущих на земле, и Ты, Господи, несмотря ни на что, меня милуешь и прощаешь меня.
И как гораздо страшнее и тяжелее покаяться и увидеть свой грех, не говоря уже о том, чтобы в нем покаяться, если ты горд, если ты надменен, если ты высокомерен. Заметьте, ведь повествование о мытаре и фарисее прошлого воскресного дня оно очень похоже на сегодняшнее.
Тоже два человека, один хороший, другой плохой — видимое свидетельство. Один говорил: Господи, я тебя благодарю, что я не такой как все прочие, какой я хороший, какой я замечательный, я никогда не удалялся из дома своего Отца, для Него только лишь и работал. А это ничтожество, которое не считает себя достойным войти в храм и бьет себя в грудь, да мало ли что оно говорит и бормочет про себя, это не имеет значения, я рад, что я не таков.
И этот старший сын такой же, как тот фарисей, говорит, что он всю жизнь отцу работал, а этот младший сын, о котором отец всю жизнь слезы проливал, и стоило ему только вернуться и ты уже обо всем забыл, ты уже ни о чём не помнишь. Да почему ты не накажешь его, почему ты не пошлешь его, в конце концов, на скотный двор, чтобы он там отрабатывал все твои слезы.
Да потому что отцу свойственно прощать, это свойство родительского сердца. А вот гордому человеку, фарисею, старшему сыну, о котором мы сегодня слышим, трудно и грех свой увидеть, а тем более смириться.
Мы видим с вами, дорогие братья и сестры, что самое тяжелое, и каждый, думаю, своим опытом может это признать, что тяжелее всего смириться. Тяжелее всего признать себя виноватым. Мы можем абстрактно каяться, говорить какие-то абсолютно абстрактные слова, которые может даже нам кажутся покаянными, но при этом, оставаясь высокомерным, эгоистичным, горделивым, надменным… Всё это будут одни слова и ничего больше. Как этот несчастный старший сын, который так и не смог, по крайней мере, Евангелие располагает нас именно так подумать, что он остался при своем мнении, при своем убеждении: это твой сын, но никак не мой брат.
Неслучайно сегодняшнее Евангельское благовестие было именно в качестве приуготовления наших сердец всем нам предложено, чтобы мы научились смиряться, научились каяться, чтобы мы, прежде всего, научились видеть свой грех и радоваться покаянию ближнего нашего.
Единственно, — еще одно мгновение задержу ваше внимание на том, что если каждый из нас будет честен по отношению к самому себе, он должен признать, что гораздо проще сопереживать человеку в его горести, чем сорадоваться радостям ближнего своего.
Если какого-то сослуживца отметили: вот какой у нас хороший есть сотрудник, а нас не оценили, ой, как нам тяжело становится. А почему его, а не меня? Я-то, чем хуже? Ну почему мы не порадуемся? Ну надо же, его увидели и оценили, действительно достойный человек. Нет, что вы, как это тяжело переживать, когда другого хвалят, а тебя не заметили, хотя ты тоже честно и добросовестно всё делал.
Этот штрих очень о многом говорит, о нашем с вами характере, о том насколько мы действительно способны быть по-настоящему христианами, или как неспособны быть таковыми.
Огорчился, обиделся старший сын. Как так, я трудился, а отец младшему, такому сякому, праздник устроил. Да о чём ты беспокоишься? – говорит Отец Небесный, – всё Моё – твоё, ты знай это и никуда оно от тебя не денется, ты только порадуйся тому, что заблудший твой брат вернулся, и что он воскрес.
Аминь.
