Слово в Неделю 17-ю по Пятидесятницу. Исцеление дочери хананеянки

Сегодня мы вновь обращаем свой мысленный взор на то, как Господь и Спаситель наш Иисус Христос пришел в пределы языческих городов Тира и Сидона. Господь ушёл из Галилеи, где люди, в общем-то, были предрасположены к пришествию мир Христа. С радостью, утешением, с глубокой человеческой благодарностью они принимали всё то, что говорил Господь и Спаситель, и вот теперь Господь уходит благовествовать и проповедовать в языческие пределы современной Сирии, где люди были исполнены глубочайших заблуждений языческих. Среди этого, казалось бы, внешне враждебного мира, в который Господь привёл Своих учеников, они слышат вопль некой несчастной женщины хананеянки, которая восклицает, что есть силы и что есть мочи: Иисусе, Сыне Давидов, помилуй меня! Дочь моя зле беснуется!

Женщина обращается ко Господу, называя его так, как именуют Его те, кто веруют в грядущего Мессию, она называет Его Сыном Давидовым, потому что иудеи ожидали именно из рода Давидова пришествия в мир Христа Спасителя. Эта язычница, которой было совершенно чуждо даже единобожие, исповедует Христа сыном Давидовым, т.е. она исповедует Его истинным Спасителем мира, и мы не можем не удивляться тому, что происходит сегодня на наших глазах в этом Евангелии.

Но Господь ведёт Себя так, как будто Он не слышал обращенной к Нему просьбы. Она вновь просит Его об исцелении своей недугующей дочери и говорит это так, как будто это касается её лично. Она говорит: помилуй меня, Господи, Сыне Давидов! Это понятно любой матери, которая страждет и страдает от несчастья, постигшего её детей, потому что любые болезни, любые скорби, связанные с нашими детьми, мы воспринимаем как свои собственные личные скорби. Мы об этом очень часто с вами говорим и прекрасно знаем своим собственным опытом, что любая мать сама готова двадцать раз перенести любые болезни и скорби, нежели она будет очевидицей страданий своего ребёнка, поэтому вопль хананеянки вполне понятен. Сначала она кричит вослед Господу: Иисусе, Сыне Давидов, помилуй мя! – а потом уже добавляет, – дщи моя, то-есть дочь моя зле беснуется. Но Господь безмолвствует, Он проходит мимо этого человеческого горя, этого человеческого вопля. Разве что-нибудь подобное мы способны с вами увидеть на страницах Евангелия? Напротив, мы видим, как Господь даже и без просьбы, обращенной к Нему, тут же спешит протянуть Свою Божественную десницу всякому нуждающемуся в Его Божественной помощи. А здесь Господь как бы не замечает этой женщины, от этого становится страшно. Нам кажется, что ученики Христовы гораздо милосерднее, чем Господь, не замечающий вопиющую к Нему женщину. Но она вновь кричит: Господи, помилуй дочь мою!

И тогда Господь произносит слова еще более страшные, нежели Его безмолвие. Он говорит: нехорошо отнять хлеб у детей и бросить его псам. Конечно же, многие из нас, многократно читая эти слова и будучи людьми церковными, приходя в храм и слушая церковное поучение на эту тему, понимают, о чём идёт речь, но первоначальная реакция совершенно ошеломляющая. Разве можно с этим согласиться, разве можно это усвоить тому Господу, которого мы именуем Благим, Человеколюбивым, Многоблагоутробным и Милостивым? Это совершенно не совместимо: Господь обращается к человеку, в глаза называя его псом, и говорит, что нехорошо отнять хлеб у детей, т.е. Он как бы разделяет одних людей на других — есть дети, а есть, оказывается, псы, есть некие человекоподобные существа, которых Господь отказывается называть Своими детьми. Разве это можно совместить с Евангелием? Всё наше существо переворачивается, бунтует и отказывается с этим соглашаться, потому что это немыслимо и невозможно. Почему же Господь говорит такие жестокие, страшные слова человеку, находящемуся в крайней степени страданий, боли и муки? Ученики недоумевают, наверняка в глубине себя они возмущены тем, что происходит, они не могут этого объяснить, они негодуют. И здесь происходит удивительное, мы слышим поразительный ответ этой женщины, она говорит: и псы подбирают крохи, падающие от трапезы детей. Она согласна, говоря: да, Господи, я даже хуже, чем Ты меня назвал, я хуже пса, я хуже собаки, но не лиши меня тех крох, которые Ты определил хлебом Своим детям. Господь удивился этой вере, Он прославил её, Он возвеличил эту веру и сказал ей: Велия вера твоя, иди, дочь твоя свободна от недуга своего. Он исцелил её дочь, которая бесновалась люте, которая страдала от одержимости нечистым духом.

Вот это Евангелие сегодня всем нам предложено, дорогие братья и сестры. Как же нам понять эти слова, как объяснить их, как примирить их с Тем Господом, в Которого мы веруем, Которого мы бесконечно любим или, по крайней мере, стремимся любить и в Нём видеть весь смысл и главное содержание своего человеческого существования?

Объяснений несколько.

Первое, это то, что нужно учитывать, как сегодня уже было сказано в начале евангельского повествования, что Господь пошёл в пределы языческие, Тирские и Сидонские, это означало, что живущие в этих пределах люди творили крайние беззакония, которые не вмещаются в сознание даже современного, испорченного грехом человека. Всем нам известно, что нарицательно именуется содомским грехом, так вот Тир и Сидон мало чем отличались от Содома и Гоморры. Грехи противоестественные были свойственны народам, жившим там. В Библии есть очень страшная и малопонятная фраза, и те из вас, кто читали Ветхий Завет, хотя бы Пятикнижие Моисеево, могли обратить внимание на нее. Эту малопонятную фразу Господь говорит Моисею: Жертвы блудницы и жертвы пса в храм не приноси. Для Меня они мерзки, для Меня они отвратительны, эти жертвы не будут Мною приняты. Что такое жертва блудницы, думаю, понятно. Женщина творит беззаконие, а потом от платы за свой грех она приносит некую жертву Господу — эта жертва не принимается Богом, об этом говорится в Писании. Что же такое жертва пса? В толкованиях святых отцов объясняется, что жертва пса – это жертва людей, занимающихся содомскими грехами. Некая прикровенность в этом присутствует, но именно эта жертва омерзительна.

Предположим, человек живёт в грехе, мерзком, чудовищном, тем более грехе, который сейчас пытаются предъявить как нечто обыкновенное и естественное: такими они, дескать, родились, они просто другие, не такие как мы, но они имеют право совершать то, что они совершают. Это чудовищное беззаконие никогда нормой не было. И Священное Писание, как бы не провозглашали свои права, так называемые ЛГБТ-сообщества, называет эти гнусные грехи мерзостью. Они являются препятствием для того, чтобы человек даже к Богу приблизился. Для язычников эти грехи и беззакония были нормой поведения, нормой их поступков, и поэтому Господь, обращается этими словами не собственно к несчастной, мучающейся страданиями своей дочери женщине, а в её лице он обращается ко всем язычникам, говоря, что не должно отбирать хлеб у детей и бросать его псам, т.е. тем, кто сами оскотинили себя до состояния, лишающего человека даже права называть себя человеком, потому что подобного рода грехи лишают его образа и подобия Божия. Это одно объяснение.

Есть еще более серьёзное и более глубокое понимание того, почему Господь так жестоко на первый взгляд обращается с этой женщиной, сначала как бы ни замечая ее и вообще не отвечая на её просьбы, а потом произнося уже приведённые слова, касающиеся псов и детей. Этим самым Господь воспитывает Своих учеников, потому что они являются плотью от плоти и костью от кости своего собственного иудейского народа, который возомнил о себе то, что все остальные люди значительно ниже по-своему и происхождению, и сотворению, нежели то племя, к каковому относятся иудеи. Поэтому Господь показывает это ученикам и действительно добивается Своей цели, потому что ученики возмущены, они негодуют от того, как Господь отвечает этой женщине, как ведут себя иудеи, себя считая детьми, сынами, всех прочих почитая псами. Господь Своими устами как бы произносит то, что они произносят о себе, и тем самым Господь показывает, что Он пришёл всех спасти, и что все люди для Него дети.

Ещё одно удивительное объяснение сегодняшнего евангельского повествования заключается в том, что, прежде всего, необходимо стяжать в молитве, обращенной к Богу, – смирение, которое являет сегодня эта хананеянка, эта язычница. Именно с таким осознанием своего крайнего недостоинства, своей крайней греховности должно приступать к Богу: да, Господи, я совершенно согласен с тем, что по своим грехам и по своим беззакониям я хуже какого-то скота несмысленного. Но знаю, Господи, что и крохи, которые Ты к Своим верным обращаешь как хлеб, падают и нам грешным и недостойным, поэтому, Господи, не отрини меня и соделай мне по моей вере, по моей мольбе к Тебе. Поэтому когда мы приступаем ко Христу, когда мы приступаем в молитве к Богу, мы должны прежде всего осознавать свое крайнее недостоинство перед величием Божиим, которому мы с вами предстоим.

Я уже рассказывал вам, а, впрочем, вы и без меня знаете этот замечательный пример, который тоже связан с преподобным Силуаном Афонским. В прошлое воскресенье мы, празднуя его святую память, говорили о преподобном Силуане, о некоторых его высказываниях и подробностях его святой жизни. Старец рассказывал о том, как в монастыре, где он подвизался, был монах, который отличался совершенно чрезвычайным смирением. Его смирение простиралось до того, что один из работников, трудников, – знаете, приезжают в монастыри такие трудники, которые не облекают себя послушническими, ни тем более, монашескими обетами, просто трудятся в монастыре. Так вот один такой трудник так возненавидел этого монаха, что всё время называл его собакой. Этот монах ему говорил: брат, ты прав в том, что зовёшь меня собакой и впредь называй меня так, потому что я даже хуже, чем то, как ты меня называешь. Это так поразило этого человека, который оскорблял и унижал монаха, что он, видя смирение инока принять любое поношение, сам исправился и изменил своё отношение к этому монаху. Т.е. осознание себя последним из всех живущих на земле, как бы это странно для нас не прозвучало, должно быть некой целью, без которой невозможно научиться подлинному Христоподражательному смирению.

Люди церковные, в том числе и я, и вы привычно говорим перед причастием: от них же (т.е. от грешников) первый есмь аз. Да, я хуже всякого человека, да, я грешнейший из всех живущих на земле. Но попробуй тронуть такого, скажи ему: а что ж ты такой грешник? Что же ты ни исправляешься, если такой грешный и последний из всех грешников? Что тут произойдёт с нами: Это кто? я? да ты на себя посмотри! Вот оно, какое наше смирение, ничего не стоящее, только лишь в словах. Потому что это не смирение, это позёрство, это игра на публику, это просто возвышенные слова, которые мы профанируем, лишая их настоящего смысла. Знаете, я очень часто задумываюсь, как мы часто лишаем настоящего сокровенного смысла подлинные человеческие чувства и понятия, когда мы говорим о высоких вещах, сами никакого ровным счётом к ним отношения не имея, и через это мы обесцениваем эти высокие понятия. Мы говорим о смирении вслед за апостолом Павлом, вслед за святителем Иоанном Златоустом, которые действительно эти слова произносят: Ты, Господи, пришёл грешников спасти, от которых я первый, от нихже первый есмь аз. А мы к себе их применяем, но вместе с тем, мы не считаем себя последними из всех живущих на земле. Поэтому ни о каком смирении и речи быть не может. Сегодняшний евангельский пример он потому нам так непонятен, он потому не способен вместиться в наше человеческое сознание, что мы чужды этой подлинной Христолюбивой добродетели – смирению. Поэтому это удивительная язычница, это хананеянка, или евангелист Марк называет её сирофиникиянка, она показывает нам удивительный пример, как должно смиряться пред Богом: Господи, кем бы ты ни назвал меня, я, Господи, знаю, что я хуже того, но не отрини меня и не остави меня! И Господь приемлет эту молитву, Господь принимает это покаяние и принимает эту мольбу.

Ещё последнее, о чём мне сегодня хотелось бы сказать — это горячая материнская молитва о своих детях, мы об этом тоже с вами нередко говорим. Эта женщина вымаливает у Господа ценой своего уничижения, своего смирения, исцеление своей несчастной страждущей дочери. Так родители должны молиться о своих детях, потому что порой за наши родительские грехи им попускаются скорби и страдания. Не всегда, но это нередко случается в нашей жизни. Мы знаем, что порой дети не только доставляют радость и утешение своим родителям, но и являются причиной многих слёз и скорбей, именно дети иногда являются страшным и тяжёлым крестом, который необходимо нести родителям через всю свою жизнь. Сколько таких несчастных матерей, которые приходят в храм Божий и стенают, и вопиют, и, слезами обливаясь, говорят, что дочь моя или сын (не имеет значения) зле беснуется — пьет, блудит, наркоманит и так далее. Разве может родительское сердце успокоиться, когда оно видит страждущего, безумствующего своего ребёнка. Конечно же все силы, всё своё родительское упование возлагается прежде всего на Того, Кто единственно способен уврачевать это несчастное заблудшее дитя, – на Господа. Мы должны всегда молиться о своих детях, всегда помнить, что только лишь Господь способен уврачевать и исцелить их, и нет вместе с тем, такого недуга, нет такого падения, нет таких глубин и бездн, из которых бы Господь не извлёк беснующегося, безумствующегося ребёнка по молитвам его родителей.

Поэтому сегодняшнее евангельское повествование, дорогие братья сестры, как впрочем любое другое Евангелие, не отвлеченное, не абстрактное. Оно имеет самое прямое отношение к каждому из нас, оно научает нас тому, как должно приступать ко Христу и Господу, как нужно веровать беззаветно в Его святую, Божественную милость, Его Божественный Промысл, Его всемогущество, которое извлечет из любой пагубы, из любой пропасти погибающего сына или дщерь нашу.

Помоги, Господи, всем нам, дорогие братья и сестры, возыметь это смирение, которое явила нам сегодня хананеянка, возыметь ее твёрдую несомненную веру, которая удивила Самого Господа и Спасителя Иисуса Христа. Это было сказано по другому поводу евангельскому, но думаю, мы не погрешим, если уподобим сегодняшний евангельский текст тому, о чём мы тоже нередко с вами воспоминаем, что Господь говорит другому язычнику: и в Израиле Я не нашёл такой веры.

Действительно, Господь в этой языческой среде видит столь величайшее смирение, столь величайшую веру, которая удивляет Его, и это вера поистине движет горами, и эта вера дарует исцеление несчастной дочери верной Христу хананеянки. Аминь.