Господь в окружении учеников Своих, апостолов, шёл, удаляясь от Капернаума, ибо поблизости от этого города располагался Наин, и вот навстречу этой толпе людской, которая неотступно окружала Господа, шла иная процессия, процессия скорбная. Хоронили молодого человека, юношу, как об этом свидетельствует евангелист Лука, из уст которого сегодня мы с вами слышали это благовестие. Мать-вдовица хоронила своего единственного сына. Наверное, трудно что-либо более трагичное и более страшное себе представить, когда вдовица хоронит своего единственного ребёнка — упование и надежду всей её жизни, более того, смысл всего её существования. Эта несчастная женщина шла, держась за смертный одр, в котором возлежало бездыханное тело её единственного ребёнка. И эту похоронную, траурную процессию останавливает другое шествие, шествие, окружающее Христа Спасителя, и Господь, будучи отзывчив на любую человеческую просьбу, на любую человеческую мольбу, даже не ждёт того, чтобы эта женщина к Нему обратилась, Он сам подходит ко гробу и, обращаясь к несчастной матери, говорит властно, как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи, как сами люди говорили о Христе: не плачь!
Мы сами очень часто говорим эти слова, когда соприкасаемся с чужим горем. Мы тоже этими словами утешаем человека, которого сотрясла та или иная утрата и потеря. Мы говорим: не плачь, это бессмысленно, это бесцельно, потому что слезами горю не помочь, и так далее и прочие подобные тому слова. Но как жалки бывают наши утешения, потому что они не имеют под собою ни малейшего основания, это просто некие привычные слова, это просто привычные утешения, мы как можем, проявляем знаки сострадания и соболезнования. Но Господь совершенно иначе, совершенно по-другому произносит эти слова. Он не говорит, что, дескать, все мы там будем, и поэтому не переживай и не слези, ибо немыслимо и невозможно что-то исправить. Он говорит так, как, повторяю, власть имущий, повелевая ей успокоиться, повелевая ей не плакать. Он обращается к этому смертному ложу и повелевает юноше, возлежавшему на нём, восстать, воскреснуть, потому что пред ним Властитель мира, пред ним, пред этим бездыханном трупом находится Начальник жизни, Кого и смерть самая трепещет и неспособна ничего вопреки возразить Ему — Источнику и Подателю жизни, и жизни временной, и жизни вечной. И юноша, внемля словесам Божественным, восстает от одра смертного, и эта похоронная, траурная процессия превращается в шествие радости и ликования, потому что все зрят своими собственными глазами то, что по всемогущему творческому глаголу Божьему восстает бездыханный человек, восстает этот юноша, он воскресает.
Евангелие, будучи повествованием целомудренным и немногословным, не пользующееся какими-то красочными выражениями, по существу говорит нам о том, что произошло, и поэтому мы с вами не знаем и не видим на страницах Евангелия той реакции, которую проявляют люди. Мы только лишь можем с вами догадываться какое ликование, какая радость, какое исполненное благодарностью торжество наполняет сердца этих людей, и прежде всего, матери, на глазах которой происходит это необыкновенное чудо, когда вновь к жизни возвращается её единственный сын. Она ликует и радуется. Народ же восклицает, недоумевая и не понимая, что произошло на их глазах: поистине дивный Пророк явился в нашем народе. Они ещё далеки от мысли, что это и есть Создатель мира, Творец неба и земли, Зиждитель, который восприял естество человеческое, чтобы через Своё воплощение искупить всех нас от вечного проклятия и смерти, и избавить нас от власти греха и власти диавола.
Именно это евангельское событие сегодня преподносится всем нам, дорогие братья и сестры, в качестве удивительного утверждения в вере каждого из нас, что все мы не являемся оброчниками смерти, но все мы являемся наследниками вечной жизни и вечной радости с Господом. Этим чудом, которое сегодня произошло пред нашим мысленным взором в слышании сегодняшнего евангельского повествования, Господь утверждает нас в том, чтобы мы с вами не трепетали и не боялись смерти, потому что смерть это не то, что заслуживает, чтобы человек трепетал и боялся её. К сожалению, страх перед смертью — это то, что заставляет нас забывать и о Боге и о той участи, которая ожидает каждого из нас за гробом. Ибо человек боящийся смерти, это человек, не боящийся Бога. Это парадокс, но вместе с тем это соответствует действительности.
Я сейчас задам риторический вопрос, на который не обязательно отвечать вслух. Есть ли среди всех нас, здесь собранных, хотя бы один добрый человек? А есть ли среди нас хотя бы один святой человек? Среди нас всех, включая меня и всех здесь присутствующих? Повторяю, что это вопрос, не требующий мгновенного ответа. Давайте мы послушаем ответ в устах преподобного Иоанна Лествичника, он объясняет, кто такой добрый человек и кто такой святой человек. Добрый человек, говорит он, это тот, который не боится смерти, а святой человек это тот, который желает смерти. Кто-нибудь из нас может вслед за апостолом Павлом сказать, что для него смерть приобретение? В Послании к Филиппийцам произносит он эти слова: для меня жизнь Христос (то есть всё, что связано со Христом), а смерть – приобретение. Кто из нас может так сказать вслед за святым апостолом Павлом, кто из нас в этом смысле добрый человек и не боится смерти?
Мы не то, чтобы пугаемся и страшимся смерти, мы просто не хотим о ней думать. И поэтому люди увлекается чем угодно, одни пленяются искусством, другие пленяются наукой, иные ищет в вине или в прочих страстях и похотях некий смысл своего земного существования. Они этим как бы забываются и не думают о самом главном. Это, наверное, самая страшная ошибка, которая существует на земле – не думать о своей кончине. Неслучайно премудрый Иисус, сын Сирахов, говорит в Священном Писании: помни последняя твоя и вовеки не согрешишь. Даже античные языческие философы и те говорили, что ключевая, принципиальная разница между человеком и животным заключается в том, что человек знает о том, что он умрёт. А степень близости к истине выражается, прежде всего, чуткостью человека к его собственной смерти. Как мы к этому относимся, как мы к ней готовимся. Не пугать, не страшить эта мысль должна нас, а прежде всего, отрезвлять и приводить в чувство, ибо если сейчас я об этом не рассуждаю, живу совершенно иными жизненными интересами и удовольствиями, то это никак не означает, что я не подойду и не приближусь к той черте, именуемой смертью и не лягу в могилу перегноем. Как помните, какой трагизм наполняет рассуждение того самого Базарова в «Отцах и детях» Тургенева. Нигилист, отрицающий всё, материалист, как бы полагающий основы будущего атеизма в нашем обществе, он рассуждает в минуту некого откровения пред самим собой: вот умру я, – говорит он, – похоронят меня, вырастет на моей могиле лопух. Какая чудовищная перспектива прожить жизнь для того, чтобы сгнить в могиле, и после себя ничего кроме лопуха на своей могиле не оставить. Кто из нас, кто вообще из разумных существ готов признать за собою право на этот смысл человеческого существования? Ни это ли чудовищно? Никакие круги адовы, описанные Данте не сравнятся по ужасу, по бессмысленности, бесцельности человеческого существования с этим пресловутым лопухом на могиле, потому что даже в аду не то, что есть смысл, но, по крайней мере, есть некое содержание человеческого бытия, пусть ужасающее, жуткое, чудовищное исполненное невыразимых страданий, но это существование личности. Здесь же никакой личности нет — просто лопух на могиле. Ни к этому ли жизнь человеческая сводится? Все наши человеческие приобретения здесь на земле (разумеется, я говорю о том внутреннем содержании каждого из нас, не о внешних приобретениях, которые никто из нас собою не унесёт туда, а о наших чувствах друг другу, о нашей любви по отношению к любимым, родным и близким людям, о тех и иных переживаниях, о тех или иных духовных восторгах) – это всё лопух на могиле? И вы согласны с этим согласиться? Это безумие так думать.
Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что синонимом слова отчаяние, как страшного греха, как греха, страшнее которого просто не существует ничего другого, так вот синонимом слова отчаяния есть слово бессмысленность, бесцельность. Когда человек не думает и размышляет о своей смерти, он ведь непременно рано или поздно к этой черте приблизится и подойдёт и только лишь память смертная, как об этом говорят святые отцы, способна привести в трезвение каждого человека. Преподобный Пимен Великий говорит, что человек, который постоянно помнит о своей смерти, выше, чем тот, который собеседует с ангелами. Потому что память смертная приводит неизбежно человека ни к страху, ни к ужасу, а к реальности, что каждого из нас ожидает встреча с Богом. И что доброго эта встреча может каждому из нас привести, если мы не заботимся об очищении своей души и о том, чтобы быть наследниками вечной радости с Господом.
Мы с вами много раз вспоминали слова святителя Иоанна Златоустого, который говорит, что не ужас вечной смерти, не ужас вечных страданий будет вечно терзать и мучить человека, попавшего в адовы бездны, а прежде всего то, что нестерпимой мукой, превосходящей несоизмеримо все мыслимые и немыслимые страдания и мучения, будет осознание того, чего он лишился, отказавшись от радости быть с Господом. Это самая страшная мука, потому что радость быть с Богом каждому человеку дарована, она заложена в сознание каждого человека. И как мы с вами очень часто бездарно, абсолютно бессмысленно растрачиваем Богом дарованный дар быть всегда с Ним, здесь на земле, преодолевая любые жизненные испытания и невзгоды, чтобы навсегда быть с Господом в вечности.
Терпя любые жизненные скорби, утраты, потери, подобные тем, о которых мы сегодня слышали в Евангелии, даже утрату близких нам людей, верующее сердце способно перенести достойно своего христианского звания. Почему? Потому что смерть родного человека – это не есть утрата и повод к страшному безысходному отчаянию, а это есть твердая и несомненная вера и надежда, что мы все увидимся в небе у Господа, потому что Господь дарствует нам через эти жизненные земные страдания и невзгоды вечную радость и вечное ликование, которое никто от нас не отнимет. И если мы относимся к смерти родного и близкого человека именно по-христиански, по-евангельски, то, несмотря на то, что внутри нас бушует скорбь и неистовствует боль от этой по-человечески понятной утраты, мы должны знать, что жизнь смертью не обрывается, но жизнь только лишь начинается в подлинном ее смысле, в подлинном ее содержании. И все свои силы, все свои усердия мы должны приложить к тому, чтобы молясь об усопшем, родном нам человеке, испросить прощение его согрешений и дарование вечной радости и вечной жизни и через это усердие себя удостоить той же радости, которую никто от нас не отнимет, если Господь ее нам дарует.
Вот об этом нам говорит сегодняшнее евангельское повествование, дорогие братья и сестры. Именно потому Господь повелевает властно этой несчастной матери не плакать, что через то, куда ушел ее сын, Богом возвращенный в радость и утешение, и в уверение ее и всех нас в том, что Бог, есть Бог милости щедрот и человеколюбия. В уверение того, что Он есть Воскресение и Жизнь и только через приобщение Богу посредством смерти, ибо другого пути нет, ведущего на небо, Господь дарует человеку вечную радость и вечное упокоение.
Посему, дорогие братья и сестры, не будем от мыслей о смерти, нашей ли или родных и близких намлюдей, впадать в уныние и отчаяние, потому что по слову того же Златоуста, которого сегодня мы с вами воспоминали, отчаяние – хуже любого греха, потому что диавол не столько нашим падениям и грехам радуется, сколько отчаянию, в которое человек приходит. Поэтому, препобеждая в себе порочные навыки и страсти, будем знать и твердо верить, что Бог для вечной жизни каждого из нас предназначил, чтобы, достигнув путем жизненных невзгод и скорбей, тех или иных жизненных лишений, нам удостоиться той радости, которую Господь уготовил любящим Его. Чтобы сегодня внемля евангельским словесам и видя то, как Господь повелевает смерти отступить от умершего человека, будем веровать, что Господь и нас не оставит, что Господь и нам дарует всё благопотребное к тому, чтобы пройдя путь этого маловременного земного жития удостоиться вечной радости, вечного успокоения в Царствии Отца нашего Небесного, Которому подобает всякая слава, честь и поклонение, со Единородным Его Сыном и Всесвятым и Благим, и Животворящим Его Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
